И Возмездие Со Мною - Василий Головачев - Книжная Полка

Жуковка. Крутов

Светящееся снежное поле... ночь... звездный купол неба... торжественная морозная тишина... дорога с цепочкой телеграфных столбов... и тихий гул проводов, который можно слушать долгодолго, ни о чем не думая, ничего не желая, кроме бесшумного полета над бесконечным заснеженным полем...

Что–то кольнуло в сердце, словно растаявшая льдинка...

Крутов очнулся.

Никакого снежного поля, никаких столбов с проводами (память детства), никаких звезд – тюремная камера с рядами двухэтажных нар и зарешеченным окном высоко под потолком. И гул в ушах – не от звенящих от мороза проводов, а гул крови в многострадальной голове, получившей немало ударов утром, днем и вечером.

Крутов пошевелился, соображая, что лежит на одной из коек нижнего яруса, повернул голову и встретил внимательный взгляд длинноволосого – волосы собраны в пучок на затылке – молодого человека с буквально светящимися прозрачно–голубыми глазами.

– Живой? – вежливо спросил молодой человек.

– Уйти живым – сейчас уже красиво*... – пробормотал Егор, прислушиваясь к себе. – Странно... помню, как били, но ничего почти не болит... только в голове звон...

* В. Вишневский

– Я вас немножко подпитал, энергетически, не сердитесь.

– За что же? – Крутов задержал взгляд на лице парня, излучавшем удивительное, непоколебимое, наполненное внутренней силой, спокойствие. – Кто вы?

– Меня зовут Ираклий, Ираклий Кириллович Федотов, если угодно. А живу...

– Эй, сявки, кончайте базлать, человеку спать мешаете.

Ираклий и Крутов посмотрели на говорившего, переглянулись.

– Блатные, – понизил голос Ираклий. – Позавчера задержали, за ограбление. Права качают.

– Чмо, тебе говорят! Облома захотел?

Крутов оглядел компанию.

Их было четверо, неуловимо похожих друг на друга, как шишки одной сосны, угрюмых, обветренных, с застывшими старыми лицами, хотя возраст самого старшего из них вряд ли достигал пятидесяти лет. Один спал, укрытый простыней, трое тихо играли в карты, раздетые по пояс. Тот, кто оборвал разговаривающих Ираклия и Егора, был худ, но жилист, с волосатой грудью, не загорелый, а какой–то темный, словно кожу его специально дубили. На плече у него красовалась цветная наколка: синий мужской член в зеленом лавровом венке и две красные ладони.

– Им место не в КПЗ, – сказал Егор, – а где–нибудь на Колыме. А вы как сюда попали?

– Что–нибудь о РОЧ слышали?

– РОЧ? Это Российское общество...

– Российский Орден чести. Я магистр Жуковского отделения РОЧ.

Крутов присвистнул.

– Каким же образом вы оказались в камере?

Темнотелый татуированный «братан» что–то сказал соседу, огромному пузану с висящими грудями, и тот, тяжело ступая, подошел к нарам, где сидели Егор с Ираклием.

Камера притихла. Кроме четверых уголовников здесь находилось еще четверо человек: лысый дедок, свернувшийся калачиком у параши, двое молодых парней с бритыми головами и мужчина средних лет, спавший на койке верхнего яруса.

– Жить надоело, бобики? – Пузан протянул пухлую руку к Ираклию, и Крутов аккуратно, не вставая, ударил его ногой под колено.

Пузатый присел и едва не упал, хватаясь руками за стояк нар. Выпучил глаза.

– Ты чД, оборзел, баклан?!

Двое его приятелей перестали играть, посмотрели друг на друга, бросили карты и подошли к месту инцидента. Крутов сел, прикидывая, кого отключать первым, но голубоглазый магистр Ордена чести остановил его жестом и повернулся к уголовникам, не вставая с места, глянул в бешеные глаза татуированного.

– Успокойтесь, господа, все нормально. Мы будем разговаривать тихо.

Несколько секунд длилось тяжелое молчание, потом татуированный лидер повернулся и сел на место возле тумбочки в углу камеры.

– Тасуй, Кощей.

– Ну, фрайер, я тебе еще... – прохрипел толстяк, кидая на Крутова выразительный взгляд.

Троица снова принялась шлепать картами.

– Ловко вы их, – покачал головой Крутов. – Владеете психическим дальнодействием? Гипнозом?

– Можно сказать и так, – улыбнулся Ираклий; улыбка у него была очень приятная: вежливая, дружелюбная, чуть извиняющаяся и в то же время гордоуверенная, как бы предупреждающая. – Я с раннего детства занимался тем, что называется сейчас трансперсональной психологией и НЛП – нейролингвистическим программированием. Раньше это называлось гармонизацией человеческого духа с принципами Вселенной. Я исповедую эту философию уже тридцать пять лет.

– Тридцать пять?! Постойте, – Крутов нахмурился, – сколько же вам тогда лет?

– Сорок, – блеснул улыбкой Ираклий.

– Вы случайно не занимались боевыми искусствами?

– Совсем не случайно. В принципе вся моя жизнь – это путь Воина, а Орденом я занимаюсь всего второй год по совету моего друга Сергея Моисеева. Имя знакомо?

– По–моему он президент Международной Ассоциации контактного каратэ...

– И гроссмейстер Международного Ордена чести, кавалер Креста чести.

– Понятно. И вы уехали из Москвы...

– У меня в Жуковке родственники, а работать можно и нужно везде, в том числе и в провинции.

– И все же непонятно, как вы оказались здесь, в камере с этими типами.

– Вы же тоже попали сюда, хотя явно не принадлежите к криминальному миру. Говорят, вы кого–то убили?

– Гражданин Коркия, за что вы убили человека? За мэчту. Поясните суду, что вы имеете в виду. Я его убил нэ за то, что он спал с моей женой и тещей, дегустатор, понимаешь. И не за то, что он спустился по водосточной трубэ из моего окна, каскадер понимаешь. Я его убил за то, что он сказал: я еще вэрнусь! – мэчтатель, понимаешь.

Ираклий улыбнулся.

– Старый анекдот.

– Коекто решил предъявить мне счет... хотя я никого не убивал. Крутов Егор. – Полковник сунул руку Ираклию.

Тот пожал руку, слегка поклонился.

– Очень приятно познакомиться. Я слышал, что вас обвиняют в убийстве, но не поверил. Расскажете, как все произошло?

– Сначала вы.

Ираклий дернул уголком губ, пряча улыбку.

– Конечно. Все очень просто. РОЧ – организация общественная, но официально зарегистрированная, ей необходим офис или хотя бы помещение. В декабре прошлого года мы арендовали у Райкомимущества весь второй этаж бывшего Жуковского Дома культуры. Как положено, составили и подписали договор, заплатили за аренду за год вперед. А в начале июля нас начали выселять.

– Почему? Вы же заплатили.

– Вот и я задал тот же вопрос, а мне ответили, что расценки аренды изменились, а поскольку мы вовремя не доплатили – извольте покинуть помещение.

– А в инстанцию повыше не ходил?

– Не успел. Приехали крутые парни в униформе «деловых людей»: черный пиджак, серые брюки, галстук в горошек, туфли а ля «копыто лошади», – и нам пришлось защищаться. Первый натиск мы выдержали, как–никак, у нас все документы в порядке, а второй раз они приехали рано утром, связали сторожа, взломали двери, начали выбрасывать наши вещи, мебель, аппаратуру...

– Беспредел! Но ведь должна быть какая–то причина такого наглого вторжения.

– О, конечно, причина есть. У Брянского мэра есть брат, «новый русский», ему и приглянулись наши апартаменты под свое представительство, а может быть, под какую–нибудь фирму. Я знаю, что он начал скупать дома и земли в деревнях района, якобы для создания сети современных магазинов и строительства клубов различного назначения, но так ли это на самом деле, не проверил.

– А в Ковалях он случайно не купил хату?

– По–моему, да, приобрел.

– Его не Борисом кличут?

Ираклий внимательно посмотрел на Крутова.

– Ты с ним знаком?

Егор покачал головой.

– Как тесен мир! Он наехал на меня в первый же день, как только я приехал к родственникам. Но тогда получается, что его братмэр – муж Елизаветы?!

Ираклий продолжал выжидающе смотреть на Крутова, и тот, мрачнея, рассказал ему историю своих отношений с Борисом Мокшиным, не вдаваясь в подробности.

– Ты не знаешь, куда поместили Лизу?

– К сожалению, нет. Здесь есть женская камера, но кто там сидит, не интересовался.

Крутов поморщился, потер виски пальцами, чтобы снять боль от поднявшегося волнения, подумал и лег.

– Что, голова заболела? – спросил Ираклий. – Хочешь, научу снимать любую боль и даже вообще ее не чувствовать?

– Да я вроде и сам умею.

– Изучал систему или научил кто?

– Приходилось по роду деятельности заниматься китайским цигуном.

– Хорошая система, особенно если знать «рубашки», но есть получше. С лунггом не знаком?

– С чем его едят?

– Это Тибетская система психофизических тренировок. Тебе, как подготовленному человеку, овладеть ею будет легко.

– Спасибо, будет время, расскажешь и покажешь.

– С удовольствием. Только мне кажется, что ты здесь не задержишься.

– А ты рассчитываешь сидеть долго?

Они перешли на ты, не заметив этого.

Ираклий улыбнулся.

– Больше пяти суток они не имеют права держать меня здесь, но уж очень сильно я обидел команду крутых мальчиков Бориса. У тебя ко мне еще личные вопросы имеются?

Крутов понял.

– Что ты хотел узнать от меня?

– Где ты работаешь?

– Сейчас нигде, уволился... по состоянию здоровья, как написано в приказе. А работал в спецназе эсбэ, полковник.

– Я понял, что ты профессионал по выживанию, еще когда лечил тебя. Что там произошло, на допросе, что вся милиция на уши встала? Кстати, похоже, тебя несколько раз долбали электрошокером. Я обнаружил на шее и на спине специфические пятна и рисунок.

– Мне не привыкать... – пробормотал Крутов. – В Таджикистане я чуть не сыграл в ящик. Жили мы на окраине Курган–Тюбе, в маленьких деревянных домиках, кое–как приспособленных для жилья. Провели свет, установили электронагреватели воды. Однажды я пришел с... э–э, работы, решил искупаться, включил воду и нагреватель, а свет вырубили. Я минут десять повозился во дворе с техникой, вернулся в дом и первым делом распахнул дверь в ванную...

– И что же?

– Произошло то, что я меньше всего ожидал. Пока я возился во дворе, отключили и воду, а электронагреватель продолжал естественно работать. Обшивка ванной деревянная, начала тлеть, а когда я открыл дверь, волна углекислого газа выплеснулась мне в лицо. Я успел выдернуть шнур из сети, получил удар током и упал. В общем, все одно к одному. Не помню, как, добрался до кухни, пытался выбить стекло, а оно двойное, знаешь, рамы с двойным стеклом, одно пробил, порезался, второе не смог. Когда приехали пожарники, на кухню они заглянули в последнюю очередь, я уже был еле теплый... – Крутов усмехнулся.

– И все–таки выжил.

– В больнице врач посмотрел и говорит – хана, сердце не бьется... Но откачали. Как сказал потом врач, хороший мужик, между прочим, классный специалист, меня спасло именно то, что долбануло током. Организм как бы пересстроился и не среагировал на угарное отравление.

– Интересный случай.

– Да уж, на всю жизнь запомнил. Поэтому я наверное и на электрошокеры реагирую не так, как другие, не отключаюсь, а просто воспринимаю, как самый обычный удар палкой.

Егор вспомнил сцену на допросе.

В кабинете следователя, куда его доставили из КПЗ, находилось три человека: красивый седоватый капитан, оказавшийся начальником милиции, молодой, но какой–то серый, замученный то ли жизнью, то ли болезнями, следователь и верзилаомоновец с лейтенантскими звездочками. Видимо, это его подразделение и приезжало за Крутовым в Ковали.

Егора посадили на стул посреди комнаты, и следователь начал задавать вопросы, умело оперируя фактами происшествия на складе ГСМ. Было видно, что он хорошо знает, что именно там произошло.

Отвечал Крутов коротко, почти не задумываясь, гадая, зачем в комнате присутствуют еще двое милицесйких начальников. Однако это он понял уже через минуту, когда в допрос вмешался капитан и задал тот же вопрос, что и следователь в начале разговора:

– Имя, фамилия?!

– Егор Лукич Крутов, – ответил Егор и, не удержавшись, добавил. – Вы же забрали мои документы,там все написано, или читать не умеете?

– Отвечать без рассуждений! На кого работаешь на самом деле?

– На китайскую разведку, – с иронией ответил Егор и тут же получил удар по уху, сбросивший его со стула.

– На кого работаешь, скотина?! Быстро!

Крутов полежал на полу, справляясь с головокружением и шумом в голове, потрогал ухо, глянул снизу вверх на возвышавшегося над ним, как башня, омоновца, спросил безразличным тоном:

– Ты случайно не бейсболист?

– Встать! – рявкнул капитан.

Егор встал, поднял глаза на лейтенанта.

– Еще раз ударишь, сверну шею, понял?

– Ты еще хамишь, паскуда?! – удивился начальник милиции. – А ну–ка, Онопченко, осади бандита!

Лейтенант шагнул к Егору, схватил его за плечо и попытался, надавливая на ключицу, усадить на стул. Крутов убрал плечо, перехватил мощную руку омоновца, мгновенно заблокировал предплечьем и нанес точный удар в шею, называемый в каратэ кодзеку – «коготь и крыло». Лейтенант дернул головой и наверное упал бы, не поддержи его Крутов. Егор отвел омоновца к столу и усадил на второй свободный стул. Сам же вернулся и сел на стул посреди комнаты. Все произошло так быстро, что ни капитан, ни следователь не успели среагировать, да и потом просто сидели и смотрели то на Егора, то на гаранта своей безопасности, закатившего глаза.

– Собака бешеная! – первым опомнился начальник милиции. – Ты что же это себе позволяешь?! Нападение на работника милиции при исполнении...

– Капитан, – проникновенно сказал Крутов, – тебе не страшно связываться с конторой, в которой я служу? Она же от тебя мокрого места не оставит. Я же со своей стороны, когда выйду, а я обязательно выйду, обещаю, что угрохаю весь твой сраный ОМОН, ворвавшийся ко мне в дом. Я таких вещей не прощаю. Может быть, лучше будем сотрудничать? Я ведь много чего могу рассказать о бандитах, отдыхающих на складе ГСМ. Это именно они напали на Ковали, чуть не застрелив деда и избив старуху.

Начальник милиции побледнел, глянул на растерявшегося следователя, и кто знает, что он предпринял бы дальше, если бы не вмешался пришедший в себя командир взвода ОМОН. Он помотал головой, взревел и бросился на Крутова, доставая с пояса пистолет. Понимая, что сопротивление работникам милиции будет поставлено ему в вину, но не желая пассивно ждать избиения, Егор принял предлагаемый сценарий действий.

Не вставая со стула, он ударом ноги в живот остановил омоновца, а вторую ногу (прием «ножницы») впечатал ему в скулу. Верзила отлетел к столу, сбивая с него телефон, чернильный прибор и бумаги, но пистолет не выронил, обучен был таким вещам. Он наверное мог бы и стрельбу начать, однако вскочивший капитан остановил лейтенанта и вдавил кнопку вызова дежурного.

В помещение вбежали двое парней в камуфляже, за ними сержант милиции, и дело приняло другой оборот. Крутов отскочил к стене, выставил вперед ладони.

– Все, все, сдаюсь, давайте поговорим спокойно...

Но его схватили за руки, надели наручники и по команде лейтенанта начали избивать: один омоновец имел дубинку, второй – электрошокер. Зажатый в угол, Егор сопротивлялся некоторое время, разбив омоновцу лоб, а второму сломав нос, однако силы были не равны, в схватку вмешался лейтенант и, выждав момент, ударил Крутова по затылку рукоятью пистолета. Затем, упавшего, его с минуту били ногами, пока он не потерял сознание окончательно...

– Они что же, не поверили, что ты полковник? – помолчав, спросил Ираклий, когда Егор закончил рассказ.

Крутов качнул головой.

– Им нужен козел отпущения, на кого можно многое свалить. Они будут из кожи лезть, чтобы доказать мою вину.

– А ты действительно был на складе?

Крутов встретил заинтересованный взгляд магистра Ордена чести и вдруг под влиянием импульса, поверив в его искренность и достойное отношение, принялся рассказывать историю своего появления в Жуковском районе. Закончив, тут же пожалел о своей откровенности, не понимая, чем она была вызвана, но реакция Ираклия его несколько успокоила. Магистр Ордена чести остался задумчиво–спокойным и в глазах его не было сомнений и недоверия.

– Да, влип ты крепко, – сказал он. – Им будем легко доказать, что ты был на складе, свидетелей – хоть отбавляй. И ты слишком много знаешь, чтобы они тебя выпустили.

– А ты случайно не интересовался, что за воинская часть прячется в лесах за колючей проволокой? И воинская ли?

– Кое–что слышал, – уклончиво ответил Ираклий, – но это лишь слухи. Говорят, что там находится какой–то военный полигон, оружие новое испытывают. Но сам я в тех местах не бывал и свидетелей испытаний не встречал.

– Понятно, – разочарованно пробормотал Крутов. – Действительно, солидная вывеска – полигон... если только не фальшивая. А я думаю, что фальшивая, потому что те, кто сидит в зоне, действуют слишком по–бандитски, келейно, оглядываясь по сторонам. Настоящие армейские профи вызвали бы меня к себе или приехали бы ко мне и спокойно дали бы понять, что охраняют гостайну, я ведь не хрен с бугра, а все–таки полковник ФСБ... хотя и бывший. О чем мато кто знает. Ладно, разберемся. Знаешь, что меня поразило после нападения бандитов на деревню? – реакция сельчан. Как–то народ воспринял случившееся слишком просто, будто ничего особенного не произошло. Ну, постреляли, пошумели, избили кого–то, ну ранили... и все! Посудачили и разошлись.

– Привык народ к беспределу.

– Но ведь это страшно! Страна становится не просто криминальным «раем», но государством террора! В последнее время нас вызывали для захвата тер... – Егор осекся.

Ираклий смотрел на него с улыбкой, хотя взгляд его оставался строгим и оценивающим.

– Договаривай, хотя я и так догадался, что ты в пятом управлении работал, спецподразделение «АТ». Угадал?

– С умным человеком и поругаться приятно... – Крутов закрыл глаза, полежал немного, стиснув зубы, оживился. – Ты не из нашей конторы, часом, коль знаешь такие вещи?

– Не из вашей, – засмеялся Ираклий, – Но из родственной. И тоже полковник... в отставке.

Засмеялся и Крутов.

– Родственные души, значит? Жаль, О.Генри умер давно, а то написал бы о нас новеллу.

– Еще найдется литератор, напишет.

– Если выживем. Рассказал бы ты о своем Ордене, все же любопытно, чем вы там занимаетесь.

Раздался звук зевка. Беседующие оглянулись.

Спящий под простыней человек зашевелился, сбросил простыню, сел, помассировал затылок, глянул из–под тяжелых век на Крутова с Ираклием, сказал хрипло:

– Эй, вы, двое...

Крутов оглядел уголовника, вызывающего уважение не только габаритами и массивным, бугристым от мышц, торсом, но и татуировкой на груди, изображавшей батальную сцену морского сражения, выколотую с большим мастерством. И взгляд у мужика был очень нехороший, недобрый, тяжелый, с легким флером безумия, говоривший о полном пренебрежении этого человека к нормам человеческого общежития.

– Подойдите, – поманил он приятелей толстым пальцем.

Ираклий хотел что–то сказать, но Егор опередил его:

– Сам подойди, если чего надо.

В камере установилась пугливая тишина.

– Я же говорил, оборзели, фрайера! – негромко произнес темнолицый зэк с татуировкой на плече.

– Что ж ты их не успокоил? – буркнул вожак, не поворачивая головы.

– Да мы...

– Засохни!

Вожак соскочил на пол со второго яруса нар с грацией медведя, встал во весь рост. Тело его напоминало ствол эвкалипта: грудь, талия и шея казались одной толщины, – а руки походили на узловатые корни. Вероятно, этот экземпляр человеческой породы был очень силен.

– Бардадым... – вспомнил Крутов старикаводителя из Выселок. – Снежный человек.

– Шишголь*, – согласился Ираклий.

Они переглянулись с улыбками, отлично понимая друг друга.

– Пошли, – почти нежно проговорил «снежный человек», – поговорим с парашютистами**.

* Шишголь – сброд, голь (стар. рус.)

** Парашютист – заключенный, который выносит парашу (тюремно–воровской жаргон).

Игравшие в карты уголовники с готовностью встали за спиной вожака, и тот направился к продолжавшим сидеть Ираклию и Крутову, одетый в спортивные штаны с надписью «адидас». Остановился в метре от койки, на которой сидел Ираклий. Крутов стал приподниматься, но Ираклий остановил его жестом.

– Дурь* есть? – тяжело спросил вожак.

– Откуда? – пожал плечами Ираклий. – Мы тут люди случайные.

– Чего ж тогда особняка** из себя лепишь?

– Да ты успокойся, король, хочешь держать зону*** – держи, мы не препятствуем, – тон Ираклия внезапно изменился, похолодел, – но и нас не тронь!

* Дурь – наркотик.

** Особняк – особо опасный рецидивист.

*** Держать зону – быть неофициальным лидером среди заключенных.

Вожак лениво почухал себя за ухом, так что заиграли чудовищные мускулы на руке и плече, перевел взгляд с Ираклия на Крутова, задумчиво сплюнул. Было видно, что ему что–то мешает чувствовать себя хозяином положения.

– А если мы вас попишем, а ночью мокруху спроворим?

Пузан с пухлыми руками и грудью услужливо подсунул главарю самодельный нож–заточку, сделанный из напильника.

– А если мы в ответ устроим кипеж? – кротко сказал Ираклий.

Вожак хмыкнул, повертел в пальцах нож, все еще пребывая в нерешительности, как ему поступить, чтобы не потерять лицо: эти двое явно его не боялись, – и вдруг выбросил вперед руку с ножом, норовя попасть в глаз Ираклию. В ту же секунду Крутов, поймавший кровавый блеск в глазах вожака, змеиным движением перебросил тело на другую сторону койки, а Ираклий, отклонившись, легко отбил удар и вонзил два пальца в глаза вожака. Одновременно с ним атаковал противника и Крутов: захватив голову татуированного за затылок, ударил его лбом о стойку нар, пузатого игрока толкнул в грудь «лапой тигра», а третьего просто сбил с ног коленом.

Нож из руки вожака выпал, а сам он схватился за лицо, но не закричал, лишь утробно ухнул, отшатываясь, и, мелко переступая ногами в кроссовках (он так и спал в них!), попятился в проход, натыкаясь на своих охающих сподвижников. Остановился, вытирая слезы, раскрыл покрасневшие глаза, исподлобья глянул на спокойно стоявших плечом к плечу полковников.

– Вам хана, люди! Я вам устрою шитвис... – он не договорил.

Крутов, подобрав нож, метнул его между уголовниками, так что тот пролетел мимо них и вонзился в тумбочку.

Компания обменялась понятными взглядами, отошла в свой угол и успокоилась. Ираклий и Крутов сели на койку, посмотрели друг на друга.

– Профессионально бросаешь ножичек, – похвалил Ираклий.

– Да и ты не слабо дерешься, – хмыкнул Крутов. – Я не заметил, что ты сделал, хотя владею темпом.

– Тренировка.

– Лунггом?

– И она тоже. Образ жизни.

– Хитришь ты, полковник. Путь Воина, которым ты идешь, не декларация, это действительно образ жизни, который предполагает постоянное участие в драке. Все равно какой – спортивной или реальной. А судя по твоим кондициям, ты человек боя.

– Полковник, ты неплохой психолог, но слишком прям. Тебе это наверняка мешает в жизни. Наверное, из службы за просто так не увольняют, где–то ты проштрафился? Или сказал что–то невпопад, или приказ выполнил по–своему.

Крутов усмехнулся.

– Кажется, мы достойны друг друга. Когда–нибудь я расскажу тебе, по какой причине я ушел в отставку. Кстати, я не одинок в этом вопросе. У меня появился приятель, бывший майор ОМОН, которого тоже уволили... за некие грехи. Так вот он в отличие от меня продолжает работать.

– Каким образом?

– О дорожных «мстителях» не слышал?

– Нет.

– У него бандиты убили сестру и он решил мстить. Собрал бригаду из шоферов, пострадавших от грабителей и убийц, и теперь колесит по дорогам отечества, «мочит» всех без суда и следствия. И совесть его чиста.

Ираклий задумчиво подергал себя за нос.

– Я его понимаю, хотя сам придерживаюсь другой точки зрения. Злобных и трусливых, агрессивных людей, садистов и убийц убивать нельзя, так как их ущербные души слишком рано обретают свободу и возвращаются в мир, чтобы овладеть новыми жертвами.

– Ты веришь в теорию реинкарнации? В устах бывшего полковника это звучит несколько...м–м, необычно.

– Вера – лишь одна из ступеней Лестницы Иакова, – засмеялся Ираклий, – причем самая первая. Всего же ступеней семь. Человек, поднявшийся по всем семи, становится воплощением Бога. Но начинать надо с первой, с Веры.

– В Бога?

– В человека.

– Я читал, – кивнул Крутов, – но как–то не задумывался над практическим воплощением Лестницы. Семь ступеней – это Вера, Надежда, Любовь, Чистота кажется и... э–э... Смирение...

– Благодать и Слава. По сути Лестница Иакова – это лестница самосовершенствования и самореализации человека. Но вряд ли последние две ступени одолимы человеком, даже адептом духовного Пути. Даже магистром Ордена чести. – Ираклий подмигнул Егору, подшучивая над собой.

Крутов хотел расспросить его о каноническом смысле Лестницы Иакова, однако в это время загремели запоры на двери камеры и тюремщик возвестил:

– Собирайсь на ужин!

Возникла небольшая заминка. Обычно первыми из камеры выходили уголовники, привыкшие считать себя «тюремной элитой», но на сей раз все четверо сначала посмотрели на Егора и его собеседника, как бы признавая их первенство, – сработал закон силы, – и лишь потом, увидев, что они не торопятся, зашевелились, воспрянули духом и важно прошествовали к выходу. Крутов встретил иронический взгляд Ираклия, подмигнул ему, и они вышли следом.

Столовая в местном СИЗО была небольшая, всего на двадцать человек, поэтому уединиться было негде, стол здесь был один, и беседовать не хотелось. Лишь поужинав: овсяная каша, хлеб, чай, – и дойдя до камеры, бывшие полковники заговорили, и Ираклий наконец рассказал Крутову историю создания Ордена чести и объяснил его цели.

Егор узнал, что кавалером Ордена может стать каждый человек, добровольно подчиняющийся правилам и дисциплине Ордена, соблюдающий его иерархию и этику вне зависимости от положения, которое он занимает в обществе. Главным же условием продвижения кавалера по иерархической лестнице Ордена было соблюдение «принципа мушкетеров»: один за всех – все за одного! А также признание постулата: честь служения Ордену – выше любых должностей!

– Ну, хорошо, звучит красиво, – сказал Крутов. – Однако каждый понимает слово «честь» по–своему. Какой смысл вкладываете в него вы?

– Толкование смысла этого слова может быть только одно, – возразил Ираклий. – Честь означает гармоническое соединение нравственного, разумного и волевого начал, – это я цитирую Кодекс кавалеров Ордена, – следование пути, определенного этическими нормами человеческого опыта. С честью несовместимы проявления трусости, малодушия, слабоволия, лживости, алчности, моральной распущенности, унижения одного человека другим. Или ты не согласен?

– Согласен, – вздохнул Егор, вспоминая историю своих отношений с Елизаветой, – только где вы отыщете таких идеальных кавалеров? Существуют ли они в природе вообще?

– Существуют, – кивнул оставшийся серьезным Ираклий, – один из них перед тобой. – Веселая искра в глазах говорившего явно относилась к реакции Егора. – Среди кавалеров Ордена немало офицеров, как действующих, так и в отставке, бывших военнослужащих, в том числе афганцев и ребят, воевавших в Чечне, Абхазии, Молдове, но есть и ученые, писатели, актеры и даже политики.

Крутов скептически поджал губы.

– Политика – дело грязное. Неужели в ваших рядах наблюдаются честные политики?

– По большому счету ты прав. Еще Конфуций сказал: честные речи и любезный вид редко сочетаются в людях. И все же среди кавалеров Ордена чести есть и политики.

– Кто же, если не секрет?

– Моисеев Сергей Евгеньевич, например, Лебедев Александр Иванович, ряд политиков помоложе.

– Ну, хорошо, допустим. Но я так и не разобрался, каких целей добивается ваш Орден, чем занимается.

– Высшая цель Ордена – влияние на судьбу страны, на выбор стратегии развития. Если хочешь – споспешествование росту духовного потенциала народа.

– Ни больше, ни меньше, – с иронией поднял бровь Крутов. – Сам–то ты веришь в достижение столь значимых целей? К слову, как ты представляешь себе «споспешествование росту духовного потенциала»?

– Выход один, – Ираклий вдруг погрустнел, – создание воспитательно–этических систем. Этот путь очень долог и труден, но он единственно правильный. И мы – в самом начале пути. Мы создаем детские сады, гимназии, школы, клубы по интересам, спортивные базы, работаем с право–охранительными органами, военкоматами и армией, отдача слабая, но она есть.

Крутов сделал вид, что переваривает информацию. Впечатление, сложившееся у него от всей беседы с Ираклием Кирилловичем, что Орден чести – лишь «крыша» какой–то «новомасонской ложи», укрепилось окончательно. Уж больно эрудированным был этот бывший полковник, ставший магистром районного Ордена, слишком свободно он оперировал понятиями психологического программирования и чересчур профессионально владел рукопашным боем. Вслух же Егор сказал:

– Как ты думаешь, спать можно спокойно или лучше по очереди подежурить?

Ираклий оглянулся на примолкшую в углу четверку уголовников, подумал и решил:

– Лучше подежурить.